«Нет в России семьи такой,
Где б не памятен был свой герой.
И глаза молодых солдат
С фотографий увядших глядят…»
                Е. Д. Агранович

С газетного снимка смотрит пристально незнакомый человек. Вся грудь его в медалях и орденах. Совершенно случайно этот снимок попал мне в руки... Аккуратно сложенная, уже изрядно пожелтевшая газета выпала из семейного альбома. Бережно прочитываю, расправляю почти истлевшие газетные полосы. Обычный материал в обычном сельском издании – органе Заларинского комитета КПСС и районного совета депутатов трудящихся, но на второй полосе под рубрикой «К 25-летию Великой победы» нахожу небольшой очерк А. Афанасьева о сибиряке Разяпе Мухаметовиче Басырове. Да это же мой прадед!
В Армию Рязяпа Басырова призвали в 1939 году, в 49-й кавалерийский полк, базировавшийся на Дальнем Востоке. Здесь он и закончил курсы связистов, осваивая новую для него, жителя сельской местности, науку связистов. Изучил все премудрости этого тонкого дела, так необходимого и важного в условиях боевых действий. А война была уже рядом, на пороге!
И когда в 1941 году полк спешно отправили на передовую, на линию фронта, Басыров был вполне готов применять свои знания в боевых ситуациях.
Связисты (радисты) на вес золота ценились на всех фронтах. Несчётное количество раз направляли солдата на восстановление повреждённых линий связи. Прадед редко рассказывал о своих подвигах. Скромен был, необыкновенно серьёзен и молчалив. И уже в мирное время вспоминал какие-то отдельные, самые запомнившиеся истории, эпизоды, когда уж очень настойчиво просили его об этом. Вечерами, после трудного дня (прадед не переставал работать) родные нет-нет, да и донимали его расспросами о военных годах. Иногда поддавался он на уговоры.
В семье Басыровых среди документов прадеда сохранилась до сих пор открытка военных лет, отпечатанная типографским способом и врученная ему командованием как участнику Лубанского перехода. Мой папа, Станислав Аркадьевич, и его сестра Мария (внуки Разяпа Мухаметовича), интересовались: «Деда, а что это за открытка такая у тебя хранится? Нужна ли тебе она? Ведь адреса обратного нет. Только подписи. Расскажи, что это за болота? Где они?» Дед бережно взял открытку: «Прочтите сами, что там написано».
«Участнику Лубанского перехода гвардии сержанту Басырову Разяпу Мухаметовичу. Дорогой товарищ! Памятная Лубанская низменность, с её известными своей непроходимостью болотами и лесами, осталась позади нас, в глубоком тылу. «Переход через Лубанские болота, – пишет командующий нашим фронтом Герой Советского Союза генерал армии А.И. Еременко, – есть выдающийся подвиг... Честь и слава бойцам и офицерам Лубанского перехода. Его участники, бойцы и сержанты, не уронили доблесть русского солдата, известного со времён Суворова тем, что для него нет непреодолимых преград... В Лубанах приумножена гвардейская слава». В этой высокой оценке командующего фронтом – лестная хвала тебе. Ты заслужил её, с честью выполняя почётную задачу по освобождению Латвии. Командир части гвардии полковник Колобутин. Нач. политотдела гвардии полковник Корсаков».
Разволновался Разяп Мухаметович. Бережно отложил дорогую ему открытку.
«Дедуля, может вспомнишь какой-то момент, историю, связанную с этими местами», – просили его внуки.
– Конечно, не очень уж героическую, но важную. В тех местах много партизанских отрядов воевало. Встречались и прихлебатели, пособники фашистам. Маскировались, что и не отличишь. Однажды отряд чуть не погиб из-за нашей доверчивости. Наша группа разведчиков получила боевое задание. Наказ был чёткий – идти секретно и только ночью. Дойти до указанного пункта и выяснить – есть ли там немцы. Это место должно стать переломным, здесь готовился прорыв фронта, а места самые гиблые. Лубанские болота!  Солдаты здесь сутками находились в сырости, в холоде. По нескольку дней не ели – кухни сюда не могли дойти. Техника вязла и тонула – снаряжение всё несли на себе. Вот так мы и шли: днём укрывались в камышах, а ночью выходили иногда к краям, в таёжную глухомань, на твердь. Знали, что здесь, в лесах, прячутся партизаны и местные жители, покинувшие разорённые дотла деревни.
Шли уже несколько ночей. Однажды недалеко от маленькой деревушки повстречали дивчину. Девчонка как девчонка, лет эдак девятнадцати-двадцати. Разговорились – так мол и так, идём к родственникам в ту деревню, да боимся на немцев нарваться. «Так ходите ж туда. Нема немцев тьма». Поверили словам девушки, пошли, не оберегаясь, в село. И я вдруг увидел телефонный кабель. Добротный такой, явно немецкий. Хорошо, что от леса далеко не ушли. Немцы эту территорию, по-видимому, тщательно охраняли. Что-то заподозрили они, какое-то движение их насторожило. Стали стрелять. Кучно застрочили пулемёты. Как мы себя ругали! Наша непростительная доверчивость стоила жизни одному нашему разведчику. Намучились мы в этих болотах. Летом 1944 года немцы решили укрепить свои позиции хитроумно. Во многих местах подожгли торф. Дым – едкий, густой всё застлал вокруг. Такая завеса нужна была фашистам, чтобы прорвать линию нашего фронта…
Война оглушила, но не парализовала. Сразу же с Дальнего Востока сплошным потоком пошли по Великой Транссибирской железной дороге воинские эшелоны. Направили на передовые линии фронта весь кавалерийский уланский полк. Ехали в теплушках солдаты, в товарных вагонах – лошади.
Разяпа Басырова сразу же зачислили в разведгруппу связистом. Отныне его место всегда было рядом со штабом, с командиром. Он понимал, что вся ответственность за быстрейшее исправление кабеля лежит на нём, поэтому никогда не расставался со своей рацией. Солдаты частенько, беззлобно шутили:
«Разяп, ты, однако, со своим ящиком на спине родился».
Не сердился Разяп на шутки. Только взглядом скользнёт по весельчакам и проронит: «Смейтесь, смейтесь, балаболы! Это ж выручалочка наша. Куда ж я без неё?!» И никогда рация не подводила солдата. Но один случай прадед рассказал: «Операция была не такая уж сложная, но светло ещё было. По-пластунски должен был я доползти до указанного объекта и протянуть кабель. Участок просматривался со всех сторон. Спрятаться негде было: чахлые кусты, кочки, пни. Полз, почти вдавив себя в землю. И цель уже близка была, а тут какой-то фриц шальную очередь пустил. И надо ж так случиться – пуля пробила рацию. Я, конечно, чудом жив остался. Но рацию жалко было».
Сотни километров прошагал мой прадед по военным дорогам. Все подвиги его отмечены благодарностями, медалью «За Отвагу», орденом Красной Звезды, орденом Славы. Очень он гордился значком «Отличный связист».
Когда репродукторы известили о конце войны, то в великий 1945 год пришёл мир на землю. Стали возвращаться домой солдаты, ещё в пилотках, ещё не сняв пропахшие порохом и потом гимнастёрки.
День Победы встретил Басыров в самом логове фашистов – в Берлине. Вернулся домой, в Троицк, в небольшой городок в тридцати километрах от поселка Залари. Вернулся в звании гвардии сержанта с наградами, которые получил за свои ратные подвиги. Не дал он себе возможности хоть немного передохнуть, привыкнуть к мирной жизни. Нашёл работу на угольной шахте около деревни Моисеевки. Грязный, чёрный от угольной пыли возвращался после смены домой, усталый, падал, как подкошенный, на койку. Спал. А утром процедура повторялась: одевал свою «угольную» шапку – и снова в забой! И только после одиннадцати лет шахтёрской «службы» решил Разяп Мухаметович сменить профессию. Дело нашёл чуть полегче. На кузнице стал работать. И опять прославил себя. Стал известным на всю округу кузнецом. К нему опять потекли люди из соседних и дальних деревень. Подковы ковал и ворота, задвижки, засовы и много чего другого.
В Троицке Басырова знали, как самого рассудительного, справедливого человека, с которым можно посоветоваться, обсудить любую проблему. Не один раз избирали Разяпа Мухаметовича депутатом поселкового совета.
Частенько приглашали его в школу, просили рассказать о войне. Тогда одевал гвардеец все свои награды. Не разговорчив особо был, но ребятишек уважал и рассказывал им военные свои истории, но какие-то все смешные, забавные они у него были.
По полям, по озёрам в последние годы любил бродить прадед. Собирал грибы, ягоды. Возвращался всегда с полной корзиной. Рыбок вылавливал в соседних водоёмах и выпускал их в свою Заларинку. Пускай, мол, множатся...
В 1999 году прадед ушёл из жизни. Мечту не осуществил свою, не смог побывать в Карачаево-Черкесии.
Жизнь он прожил яркую. Люди в нём всегда нуждались, и он помогал им. Прадед всегда жив в моей памяти...