ВСПОМИНАЮТ УЗНИКИ
Я, как и все мои ровесники, не знаю войны. Мы узнаём о ней
только из рассказов дедушек и бабушек, учителей, читая книги.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. С
первых же дней войны немцы продвинулись глубоко внутрь страны,
уничтожая на своем пути все: деревни, города, людей... Не щадили никого: ни стариков, ни женщин, ни детей. Дети войны, стали
главной ее жертвой, так как она лишила их не только детства и всех
радостей, но и отняла у многих самых близких людей. Дети военной
поры рано стали взрослыми. О том, что испытывал ребенок в годы
войны, могут рассказать те, кто еще жив.
Сечкин Александр Александрович родился в 1932 году в деревне Слободка Белёвского района в семье потомственных крестьян.
Когда началась война, он перешёл в 3 класс.
Страшное слово «Война» прозвучало набатом в деревне Слободка Белёвского района, из которой ушли на фронт более 100 человек. Оставшиеся жители как-то сразу изменились: взрослые оцепенели в ожидании грядущего, а дети «постарели». Первые оккупанты появились к концу лета. Приехали, реквизировали коров, свиней у некоторых жителей и тут же уехали, а вот
после битвы под Москвой они заполнили деревню. Это была орда обмороженных, злых и голодных вояк.
Из домов нас выгнали, и мы ютились в погребах и подвалах до середины марта 1942 года. Кто-то вывел
из строя немецкую радиостанцию и 12 марта 1942 года нас построили перед сельсоветом. Жандармы с
автоматами наперевес погнали всех в сторону города Болохова Орловской области и далее за - Болохов.
Первой остановкой была деревня Долбилово. Пригнанных по 2-3 человека разместили у местных
жителей. Через несколько дней перегнали в деревню Молоховицы, и последняя точка этой резервации
была деревня Масальская.
Не имея средств к существованию, мы работали у местных жителей, а они нас как-то за это кормили. Передвижение была запрещено, особенно в сторону фронта. Там местные органы власти уже находились под контролем германской администрации.
Лето 1943 года, битва на Курской дуге. Нас, жителей деревни, выгнали из домов и погнали на запад. Колонну с двух сторон
конвоировали отступающие немцы. В такой ситуации мы не могли свернуть в сторону и убежать. На одной из железнодорожных станций между Орлом и Карачевом всех загнали в вагоны. Куда везли, не известно. Оказались мы в небольшом военном городке Эстонии.
Охрана эстонская стреляла без предупреждения. В контакт охранники не вступали, если заговаривали с ними, не отвечали. Кормили
один раз бурдой, в которой плавали скелеты салаки или кильки. За проволоку, чтобы в лесу набрать грибов или ягод, не пускали. Пробыли здесь несколько недель, затем опять - эшелон, направление то же - на запад. Однажды остановились посреди поля, где работали
крестьяне. Женщины из вагонов побежали к ним просить картошку, а в это время эшелон ушёл. Так я потерял на целый год свою маму.
Мне было 10 лет.
Нас осталось трое: дедушка, я и сестра 1938 года рождения. Опять куда-то везут. Дед распух от болезней, то ли от голода. Через
несколько дней, уже в Германии, он умер. В городе Шмалькалден провинции Тюрингия нас заключили в лагерь.
Дощатые бараки, разделанные на боксы. В каждом примерно по 50 коек, в центре-печка-буржуйка, потолков нет. Мороз в 15 градусов - уже целое бедствие. Угля на одну печку давали только ведро.
Лагерь интернациональный, но большую часть составляли девушки и парни из Украины. Хуже всего
приходилось нам, русским, белорусам, украинцам, потому что мы не были защищены Женевской Конвенцией Красного Креста. Все взрослые и дети старше 10 лет работали. Я был «куплен» владельцем
деревообрабатывающего предприятия Христианом Кирихнером. Рабочий день длился с 6 утра до 6 вечера. Кормили баландой из брюквы, замутнённой мукой, да кусочком хлеба. По субботам на ужин - две
картофелины в мундире и ложка квашеной капусты. Чтобы не падали зубы, утром в миску добавляли
ложку цедры - пасты из кожуры цитрусовых. Тяжёлый и интенсивный труд, плохое питание постепенно
подрывали здоровье. Голод преследовал постоянно, он приводил к обморочному состоянию. К этому
добавлялись, потеря матери, жестокость лагерного режима.
Американцы вошли в лагерь 3-4 апреля 1945 года. Охрана исчезла. Выбрали коменданта из заключённых украинцев. Американцы навезли продуктов, и таких, о которых мы и не знали. После хронического голода наступила «обжираловка», но пребывание американцев длилось недолго. Из лагеря они перевезли нас в город Хемниц (Карл Маркс Штадт), где передали советской военной администрации. Здесь прошли первый фильтр. Потом наши переправили нас в город Зоммерфельд (Силезия), из
которого немцы к тому времени были выселены, населяли его поляки. Затем - города Краков, Равва
Русская (второй фильтр), Львов, Киев, Орёл. И, наконец, станция Горбачёво, Белёв. Родная земля, но
искалеченная, израненная войной.
После того как по моему детству проехал тяжёлый каток войны, начался новый этап жизни. Он
был легче, потому что мы были дома. Вокруг деревни до 1947 года многие поля зарастали бурьяном и
кустарником, потому что были заминированы. Я плёл лапти и в них бегал за четыре километра в школу.
Очень хотелось учиться. Жизнь входила в своё русло».
Записано по воспоминаниям А.А. Сечкина.
только из рассказов дедушек и бабушек, учителей, читая книги.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. С
первых же дней войны немцы продвинулись глубоко внутрь страны,
уничтожая на своем пути все: деревни, города, людей... Не щадили никого: ни стариков, ни женщин, ни детей. Дети войны, стали
главной ее жертвой, так как она лишила их не только детства и всех
радостей, но и отняла у многих самых близких людей. Дети военной
поры рано стали взрослыми. О том, что испытывал ребенок в годы
войны, могут рассказать те, кто еще жив.
Сечкин Александр Александрович родился в 1932 году в деревне Слободка Белёвского района в семье потомственных крестьян.
Когда началась война, он перешёл в 3 класс.
Страшное слово «Война» прозвучало набатом в деревне Слободка Белёвского района, из которой ушли на фронт более 100 человек. Оставшиеся жители как-то сразу изменились: взрослые оцепенели в ожидании грядущего, а дети «постарели». Первые оккупанты появились к концу лета. Приехали, реквизировали коров, свиней у некоторых жителей и тут же уехали, а вот
после битвы под Москвой они заполнили деревню. Это была орда обмороженных, злых и голодных вояк.
Из домов нас выгнали, и мы ютились в погребах и подвалах до середины марта 1942 года. Кто-то вывел
из строя немецкую радиостанцию и 12 марта 1942 года нас построили перед сельсоветом. Жандармы с
автоматами наперевес погнали всех в сторону города Болохова Орловской области и далее за - Болохов.
Первой остановкой была деревня Долбилово. Пригнанных по 2-3 человека разместили у местных
жителей. Через несколько дней перегнали в деревню Молоховицы, и последняя точка этой резервации
была деревня Масальская.
Не имея средств к существованию, мы работали у местных жителей, а они нас как-то за это кормили. Передвижение была запрещено, особенно в сторону фронта. Там местные органы власти уже находились под контролем германской администрации.
Лето 1943 года, битва на Курской дуге. Нас, жителей деревни, выгнали из домов и погнали на запад. Колонну с двух сторон
конвоировали отступающие немцы. В такой ситуации мы не могли свернуть в сторону и убежать. На одной из железнодорожных станций между Орлом и Карачевом всех загнали в вагоны. Куда везли, не известно. Оказались мы в небольшом военном городке Эстонии.
Охрана эстонская стреляла без предупреждения. В контакт охранники не вступали, если заговаривали с ними, не отвечали. Кормили
один раз бурдой, в которой плавали скелеты салаки или кильки. За проволоку, чтобы в лесу набрать грибов или ягод, не пускали. Пробыли здесь несколько недель, затем опять - эшелон, направление то же - на запад. Однажды остановились посреди поля, где работали
крестьяне. Женщины из вагонов побежали к ним просить картошку, а в это время эшелон ушёл. Так я потерял на целый год свою маму.
Мне было 10 лет.
Нас осталось трое: дедушка, я и сестра 1938 года рождения. Опять куда-то везут. Дед распух от болезней, то ли от голода. Через
несколько дней, уже в Германии, он умер. В городе Шмалькалден провинции Тюрингия нас заключили в лагерь.
Дощатые бараки, разделанные на боксы. В каждом примерно по 50 коек, в центре-печка-буржуйка, потолков нет. Мороз в 15 градусов - уже целое бедствие. Угля на одну печку давали только ведро.
Лагерь интернациональный, но большую часть составляли девушки и парни из Украины. Хуже всего
приходилось нам, русским, белорусам, украинцам, потому что мы не были защищены Женевской Конвенцией Красного Креста. Все взрослые и дети старше 10 лет работали. Я был «куплен» владельцем
деревообрабатывающего предприятия Христианом Кирихнером. Рабочий день длился с 6 утра до 6 вечера. Кормили баландой из брюквы, замутнённой мукой, да кусочком хлеба. По субботам на ужин - две
картофелины в мундире и ложка квашеной капусты. Чтобы не падали зубы, утром в миску добавляли
ложку цедры - пасты из кожуры цитрусовых. Тяжёлый и интенсивный труд, плохое питание постепенно
подрывали здоровье. Голод преследовал постоянно, он приводил к обморочному состоянию. К этому
добавлялись, потеря матери, жестокость лагерного режима.
Американцы вошли в лагерь 3-4 апреля 1945 года. Охрана исчезла. Выбрали коменданта из заключённых украинцев. Американцы навезли продуктов, и таких, о которых мы и не знали. После хронического голода наступила «обжираловка», но пребывание американцев длилось недолго. Из лагеря они перевезли нас в город Хемниц (Карл Маркс Штадт), где передали советской военной администрации. Здесь прошли первый фильтр. Потом наши переправили нас в город Зоммерфельд (Силезия), из
которого немцы к тому времени были выселены, населяли его поляки. Затем - города Краков, Равва
Русская (второй фильтр), Львов, Киев, Орёл. И, наконец, станция Горбачёво, Белёв. Родная земля, но
искалеченная, израненная войной.
После того как по моему детству проехал тяжёлый каток войны, начался новый этап жизни. Он
был легче, потому что мы были дома. Вокруг деревни до 1947 года многие поля зарастали бурьяном и
кустарником, потому что были заминированы. Я плёл лапти и в них бегал за четыре километра в школу.
Очень хотелось учиться. Жизнь входила в своё русло».
Записано по воспоминаниям А.А. Сечкина.
