ОГНЕННЫМИ ТРОПАМИ ВОЙНЫ
Когда началась Великая Отечественная война, мой прадед по маминой линии, Мацнев Петр Кондратьевич, проходил службу в
Прибалтийском городе Виндава. По маминым воспоминаниям, он рассказывал, что, когда аэродром, где он служил, начались бомбить
немецкие самолеты – а это было самое начало войны — среди наших бойцов началась паника. Бежавших по полю солдат немцы расстреливали прямо из самолетов, летевшими, по словам деда, прямо
над головами.
К такому страшному повороту событий никто из сослуживцев Петра Кондратьевича готов не был, да и с вооружением дела обстояли из рук вон плохо – на десятерых приходилась одна штыковая винтовка, а самолеты, по сравнению с фашистскими, были напрочь
устаревшими и даже не успели подняться в небо. Дедушке чудом посчастливилось выжить в тот день, а потом пройти огненными тропами войны до
самого ее окончания.
К сожалению, подробности его фронтовых дней мы не знаем, но из скупых рассказов Петра Кондратьевича известно, что он участвовал в форсировании Днепра, освобождении Киева, дошел до Кавказа, а потом и до западных границ нашей Родины. Мама говорила, что дедушка рассказывал, как
ему с боевыми товарищами в суровую фронтовую зиму приходилось складывать из замерзших трупов блиндажи, чтобы укрыться от вражеских пуль.
У него было много боевых наград, однако большая часть их оказалась утерянной еще при его жизни. Побывав за несколько лет в серьезных, а точнее, смертельных «переделках», дед получил лишь легкое ранение и практически тут же вернулся в строй. Как тут не поверить народной поговорке «родился в рубашке», если он и взаправду (а это известно от его матери, моей прапрабабки Натальи) в ней родился.
После войны дедушка вернулся в родные Закопы и прожил там долгую жизнь. Он был незаурядным человеком: отличным хозяином, умеющим все – от плотницкого ремесла до зимних аппетитных заготовок; прямолинейным собеседником, «бьющим», как говорится «не в бровь, а в глаз». Очень любил свой сад, за которым трепетно ухаживал и плодами которого гордился.
Мама говорит, что дед был довольно строгим и даже суровым, любил поучить «жизни». Однако мало говорил о войне, так как считал, что все воевали точно так же. А самым ругательным словом для него было слово «фашист».
Прибалтийском городе Виндава. По маминым воспоминаниям, он рассказывал, что, когда аэродром, где он служил, начались бомбить
немецкие самолеты – а это было самое начало войны — среди наших бойцов началась паника. Бежавших по полю солдат немцы расстреливали прямо из самолетов, летевшими, по словам деда, прямо
над головами.
К такому страшному повороту событий никто из сослуживцев Петра Кондратьевича готов не был, да и с вооружением дела обстояли из рук вон плохо – на десятерых приходилась одна штыковая винтовка, а самолеты, по сравнению с фашистскими, были напрочь
устаревшими и даже не успели подняться в небо. Дедушке чудом посчастливилось выжить в тот день, а потом пройти огненными тропами войны до
самого ее окончания.
К сожалению, подробности его фронтовых дней мы не знаем, но из скупых рассказов Петра Кондратьевича известно, что он участвовал в форсировании Днепра, освобождении Киева, дошел до Кавказа, а потом и до западных границ нашей Родины. Мама говорила, что дедушка рассказывал, как
ему с боевыми товарищами в суровую фронтовую зиму приходилось складывать из замерзших трупов блиндажи, чтобы укрыться от вражеских пуль.
У него было много боевых наград, однако большая часть их оказалась утерянной еще при его жизни. Побывав за несколько лет в серьезных, а точнее, смертельных «переделках», дед получил лишь легкое ранение и практически тут же вернулся в строй. Как тут не поверить народной поговорке «родился в рубашке», если он и взаправду (а это известно от его матери, моей прапрабабки Натальи) в ней родился.
После войны дедушка вернулся в родные Закопы и прожил там долгую жизнь. Он был незаурядным человеком: отличным хозяином, умеющим все – от плотницкого ремесла до зимних аппетитных заготовок; прямолинейным собеседником, «бьющим», как говорится «не в бровь, а в глаз». Очень любил свой сад, за которым трепетно ухаживал и плодами которого гордился.
Мама говорит, что дед был довольно строгим и даже суровым, любил поучить «жизни». Однако мало говорил о войне, так как считал, что все воевали точно так же. А самым ругательным словом для него было слово «фашист».
