Почти в самом начале кладбища за Мышегой за низкой черной оградкой с белыми наконечниками по краям чуть высятся два холмика. Над этими холмиками в ясный солнечный день загораются две небольшие таблички. На табличках надписи: «Андрюхина Екатерина Дмитриевна. 1911­1998» и «Андрюхин Иван Борисович. 1912­1996». Это мои прабабушка и прадедушка. Я их не застал в живых, но мне о них много рассказывал мой папа. В детстве он каждое лето приезжал к ним в деревню в Рязанскую область и жил там почти до самого сентября. Эти деревенские летние месяцы – самые дорогие и светлые воспоминания его детства. А когда его бабушка и дедушка стали совсем старенькими и стали забываться, их перевезли в Алексин к детям. Они никак не могли привыкнуть к новому месту, забывали порой, где и у кого они живут, и все просились домой, в деревню…

Моего прадедушку Ваню призвали на фронт в 1939 году, когда началась советско­финская война. А вскоре началась Великая Отечественная, и прадед снова оказался на фронте. Вместе с ним на войну ушли два его брата, Егор и Никита. С войны вернулись только двое… На долгих четыре года бабушка осталась одна с двумя маленькими детьми. А прадед ушел воевать – за своих рожденных детей и еще не рожденных. А значит, и за меня тоже…

По словам моего дедушки, прадед о войне рассказывал очень редко. И очень мало. Он прошел почти всю войну. Начал он ее в Белоруссии, а закончил за несколько месяцев до мая 1945 года в госпитале, куда попал с тяжелым ранением.

Прадедушка говорил, что из тех, кто ушел на фронт в 1941 году, до Победы дожили немногие. Особенно среди тех, кто служил в пехоте, как он сам. Прадедушка воевал на Волховском фронте под Ленинградом во 2­ой ударной армии под командованием генерала Власова. Того самого, который впоследствии перешел на сторону немцев. В 1942 году армия попала в «котел», с огромными потерями пробивалась из окружения. Люди оказались отрезаны от продовольствия и боеприпасов. Ползли по болотам, вмерзали в окопы, ели дохлых лошадей, глодали кору деревьев. Ценой тысяч жизней прорвали кольцо и выходили к своим через узенький коридор в несколько сотен метров. Прадед говорил, что не понимает, как он смог тогда уцелеть. Он на всю жизнь отморозил в окопах ноги, так что даже летом часто ходил дома в валенках. Многие его односельчане возвращались с войны с боевыми орденами и медалями, а у прадеда, командира взвода, была всего одна медаль, если не считать юбилейных, – «За победу над Германией». Все потому, что тех, кто воевал во 2­ой ударной, приказано было не награждать. Словно бы их и не было… Прадедушка этого не знал. Это стало известно позже.

Несмотря на ранения, контузии, трудную послевоенную жизнь, прадед до глубокой старости сохранял здоровье, поддерживал хорошую физическую форму. Папа помнит, как он летом в саду подтягивался на турнике, делал зарядку, ходил пешком на далекие расстояния. Над его кроватью свисал с потолка ремень. Держась за него, прадед разминал болевшую и затекавшую по ночам руку. Вставал в 4 утра, почти до 80­ти лет косил, копал огород, колол дрова, носил из колодца воду.

Моя прабабушка прожила 86 лет, прадедушка – 84. Почти все их ровесники, жившие по соседству, прожили такую же долгую жизнь. Они пережили коллективизацию, войну, полуголодные послевоенные годы, с утра до вечера работали в колхозах, растили детей. Только в конце 50­ых годов в деревне появилось электричество, не было ни газа, ни водопровода. Больница, школа и магазин – за несколько километров. И при всем этом – такой запас прочности, такая жизненная сила и стойкость! Удивительное поколение, настоящие герои.

...О чем я думаю, сидя с папой на черной низенькой оградке и глядя на два невысоких холмика, на сверкающие под летним солнцем таблички? О том, что если бы прадедушка не вернулся с войны, не родился бы мой дедушка Толя в 1946 году, моя бабушка (ее отец тоже воевал), не было бы на свете папы, а значит, не было бы и меня. Да нас всех бы не было. Мы всегда должны об этом помнить и всегда должны быть благодарны тем, кто лежит под этими холмиками. Должны помнить тех, благодаря кому мы живем на этом свете и кому мы обязаны мирным небом над головой».Значит, жива еще память о той войне, не выдохлась боль, не зарубцевались раны… И никогда не зарубцуются.